Андроник (Никольский), Священномученик Пермский, архиепископ. Икона на холсте.

Священномученик Андроник, архиепископ Пермский и Соликамский (в миру Владимир Никольский), родился 1 августа 1870 года в семье диакона Ярославской епархии, служившего в селе Поводнево, что в одиннадцати верстах от града Углича. С отрочества он занимался крестьянским трудом и участвовал в церковной жизни своего села, быстро возрастая разумом о Христе. Первоначальное образование Владимир получил в Угличском Духовном училище, поступив туда девяти лет от роду, а затем в Ярославской Духовной Семинарии. После окончания Семинарии юноша поступил в Московскую Духовную Академию, где на II курсе (1 августа 1893 года) принял монашеский постриг в двадцать три года, по благословению и совету святого праведного Иоанна Кронштадтского, с именем Андроник, в честь святого Апостола от семидесяти, епископа Паннонийского.

По окончании Академии, в 1895 году, получив звание кандидата богословия за сочинение «Древнецерковное учение о Евхаристии как жертве в связи с вопросом об искуплении», он принимает сан иеромонаха и назначается помощником инспектора в Кутаисскую Духовную Семинарию. Через год становится преподавателем, а затем инспектором Александровской миссионерской Семинарии, находившейся в Ардоне на Северном Кавказ в Осетии.

Отец Андроник сразу расположил к себе местное население. Готовясь ко второму учебному году, он неожиданно в 1897 году получает телеграмму о своём назначении миссионером в Японию. По приезде на место назначения он горячо взялся за дело миссионерства под вдохновляющим окормлением уже славно трудившегося там Святителя Николая (Касаткина, память 3 февраля). Японцы поразили его простотой восприятия учения Христова и силой веры.

Однако, болезнь заставляет отца Андроника вернуться в Россию. В течении шести лет он является ректором Уфимской Семинарии.

5 ноября 1906 года отец Андроник был хиротонисан в епископа Киотского и назначен помощником архиепископа Николая (Касаткина). Вторично приехав в Японию, в город Осака, он за короткое время сумел создать там православную общину. Но климат южной азиатской страны резко ухудшил и без того слабое здоровье епископа Андроника, и через два года Синод по его прошению отзывает Владыку Андроника в Россию, назначая его в 1908 году епископом Тихвинским, викарием Новгородской епархии.

В те годы уже ясно виделось отступление общества от Церкви — и на этом поле брани Владыка выступает могучим воином Христовым, препобеждая безбожие и падение нравов словом Божиим. Вот что он тогда писал: «Древний антихристианский заговор, начавшийся от тех, которые кричали Пилату с яростью на Иисуса Христа: «распни, распни Его; кровь Ею на нас и на чадах наших», — продолжавшийся в тайных обществах, слился со всемирной иудейской организацией». «Собирайся же плотней, Русский народ, заграждая уста безбожных, как триста лет тому назад ты..., обманываемый, обольщаемый всеми, собрался вокруг Минина и Пожарского и прогнал всех врагов, поставил пред Господом Богом Царя и с ним водворил порядок».

В 1913 году Владыка назначается в Омск. Омская епархия охватывала тогда территорию современного Восточного Казахстана, включая будущую Карагандинскую область. Обширные земли осваивались русскими переселенцами. Епископ игумен налаживал в переселенческих сёлах церковную жизнь, преодолевая тысячи вёрст пути зачастую без келейника и иподиакона. Подвижнический труд истощил его физически до крайности, и священноначалие сочло необходимым перевести его на «благополучную» Пермскую кафедру.

Полтора года служения в Сибири завершились переездом за Урал, на Русский Север. Епископ Андроник вступил в управление Пермской епархией. На Пермскую кафедру взошёл подвижник и архипастырь-миссионер, подобный святому Стефану Пермскому — крепкий молитвенник, ни во что вменявший всякое богатство. Все средства жертвовал Владыка на помощь беднякам; одевался просто, никогда не носил шёлковых ряс. Его жизнь была образцом древнего благочестия, а время служения Святителя — временем расцвета духовной жизни в Пермской епархии; устраивались лекции, беседы, собрания духовенства и мирян; в аудитории при Стефановской часовне начались занятия миссионерского и народно-певческого кружков; составилась хорошая библиотека, из которой всем желающим выдавались книги на дом; во всех храмах города служились акафисты, после которых проводились беседы. Владыка объяснял народу духовный смысл идущей в то время войны.

Пермь тогда отличалась прекрасными проповедниками, в подготовке которых Владыка много потрудился, и которые позднее целым сонмом засвидетельствовали истину своего служения мученичеством и исповедничеством.

Для малоимущих при одном из храмов было организовано «попечительство о бедных» со своей дешёвой столовой. При свечном заводе и на подворье Белогорского монастыря открылись книжные лавки. При храме училища слепых и в женском монастыре были устроены детские приюты. Воскресенский храм содержал на свой счёт богадельню, в которой жили около пятидесяти стариков. При кафедральном соборе организовалось общество хоругвеносцев, насчитывавшее несколько десятков человек, а в 1917 году была создана дружина по охране собора и архиерейского дома.

Владыка высоко ценил духовную культуру русского народа. В своей книге «Письма архиерея к иереям» (выдержавшей несколько изданий) он писал: «Во всём уклад нашей жизни, в обычаях, в душевных исканиях, в народном и даже литературном творчестве непременно есть искание нравственной ценности жизни, отношение к ней именно с этой стороны».

А в своём слове при вступлении на Пермскую кафедру он сказал: «Нет, не было на земле народа, который так глубоко и жизненно воспринимал бы веру Христову... Если современному одряхлевшему миру суждено от Вседержителя ещё воскреснуть к новой жизни, то это воскресение его будет от Богоносного русского народа».

Касательно богослужебной практики Владыка советовал приходским священникам завести в храмах общенародное пение, говоря при этом, что: «Нет лучших распевов, чем знаменные». «Начать нужно со всем известных молитв и кончить тем, чтобы все богослужение вместе с канонархом исполнялось самими прихожанами». И это было именно то, что позволяло верным быть «едиными усты и единым сердцем». «Кроме того, непременно нужны внебогослужебныя чтения и беседы в храме, в школе... На них уместно и следует завести пение хоровое и общенародное. Тут будет и чтение от Божественного, и рассказ из жизни святых или из истории поучительной. На сих чтениях удобно может исполняться и самая катехизация народа». Большое значение епископ придавал кружкам ревнителей благочестия, рассматривавшимся им как очаги духовно-нравственного возрождения нации. В 1917 году на обсуждении в Предсоборном Совете вопроса о допущении русского языка в богослужении, Владыка твёрдо отстаивал незыблемость церковно-славянского языка как особого богослужебного языка, допуская перевод церковных книг лишь для домашнего употребления.

На своём личном миссионерском опыте он своими глазами видел, сколь велико и положительно влияние разного рода паломничеств, а также крестных ходов ко святыням. «Влияние на народ таких народных торжественных богомолений весьма велико и несомненно. Особенно если такие богомоления устраиваются вовремя, с предварительной подготовкой, с личным воодушевлением священника. Нужно пользоваться всяким удобным случаем, чтобы вызвать народ на это».

Владыка Андроник много способствовал народному просвещению и проведению миссионерской деятельности в жизнь. В губернии было немало старообрядцев, и в конце концов, благодаря его стараниям, стали возникать единоверческие приходы, для которых трудами преосвященного были учреждены специальные пастырские курсы для подготовки единоверческих священнослужителей. Обучение заканчивалось торжественным Богослужением. Литургию в единоверческом храме совершал по служебнику XVI века сам Владыка.

Он также пробуждал в народе интерес к собственной истории. Так, по его благословению десятки тысяч православных со множеством крестных ходов собирались в монастыре на Белой горе в память избавления от пугачёвских разбойников.

Отечественную войну 1914 года Владыка встретил открытием у себя в епархии лазаретов для раненых и сам часто посещал находившихся в них воинов. Летом 1916 года он отправляется к фронту в Царскую Ставку, где был принят Государем.

Святитель предупреждал народ об опасности внутреннего врага, который опаснее внешнего. «Россия разрушается теориями масонского либерального кагала», — говорил Владыка, приподнимая завесу над тайной беззакония. Позднее, в 1918 году он рассылает открытки и письма многим архиереям по поводу беспорядков в стране, и не получает ни одного ответа, как он сокрушается о том в письме к Патриарху.

Наблюдая почти всеобщее государственно-правовое невежество и упадок веры на Руси, Владыка считал, что невозможен переход от монархии к иной форме правления без разрушения Российской государственности, и в 1916 году в Пермской епархии были созданы особые миссионерские курсы по обличению нового социалистическо-коммунистического лжеучения. «Долг совести верноподданного и безграничная любовь к Отечеству не дают мне молчать» — говорил Святитель Андроник.

Когда случился Февральский переворот 1917 года Владыка, узнав об отречении Императора, 5 марта в Спасо-Преображенском кафедральном соборе при огромном стечении народа на Литургии после чтения Евангелия с великой душевной болью сказал: «Не стало у нас Царя... Безчестные царские советники и слуги в своих расчётах скрывали правду от сердца Царёва и делали всё, чтобы разъединить Царя с народом и добились своего, но, добившись, они первые же и оставили Царя одного, отказавшись далее служить ему. И так не стало у нас Царя... и Церковь не смеет провозгласить эту святыню Русского народа, всех объединяющую во единого соборного человека. Около Царя Русияне объединялись как дети возле отца.... Как триста лет тому назад, в лихолетье, разворовали Отечество подлые людишки и ввергли его в погибель, так и ныне до этого довели безчестные царские слуги... <...> Все как один человек, в эту грозную пору устоим в ровности духа и далее со Христом единодушно, согласно и мирно да пребываем все в это трудное время, возложенное на нас как испытание. Пусть всякий знает: Отечество в Опасности; оно потрясено в основах своих».

В марте 1917 года Пермский исполнительный комитет отправил телеграмму обер-прокурору Святейшего Синода с требованием уволить епископа Андроника от управления епархией «как опасного для общественной безопасности и как препятствующего духовенству в его праве соорганизоваться». Узнав об этом, Владыка отправил обер-прокурору протест, указывая, что «моя опасность... очевидно состоит... лишь в опасности для... самого совета рабочих и солдатских депутатов, всем заправляющего по указке немецких и еврейских провокаторов». Синод решил оставить Владыку на месте.

Вскоре начал работу Поместный Собор, и епископ уехал в Москву. На Соборе был избран Священный Синод из шести человек, а на случай гибели членов Синода было избрано шесть заместителей, и среди них и епископ Андроник. На Соборе он вошёл в состав Издательского Отдела и был одним из энергичнейших его деятелей. «Огнь пылающий» — так звали его. Епископ Андроник делал всё возможное, чтобы документы Собора и Послания продолжали печататься. В декабре и январе он пребывает в Перми и обращается с нарочитым Посланием к своей пастве об организации приходов. В начале 1918 года он возвращается в Москву и возводится в сан архиепископа.

С февраля, после опубликования большевицкого декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, начались бесчинства и зверства со стороны властей по отношению к Церкви. Владыка возвращается на кафедру, где продолжает обличать распоясавшуюся безбожную власть как разбойников, бесстыдно обманывающих народ. Тысячи людей — даже совершенно неверующих, шли послушать мужественное слово Святителя. В ответ на декрет о национализации церковного имущества, осуществление которого вылилось в грабежи храмов, архиепископ, в своей проповеди с амвона обращаясь к агентам власти, прятавшимся среди верных, сказал: «Идите и передайте Вашим главарям, что к дверям храмов и ризниц они подойдут, только перешагнув через мой труп, а при мне и гроша ломаного церковного не получат».

После первого неудачного со стороны властей ареста Владыки, им предвиденного, большевики решились на крайние меры. Город объявили на военном положении. Для ареста Святителя 4 июня было поднято до полутора тысяч человек. Боясь, как бы кто не оповестил народ, у колокольни поставили двух конных милиционеров. Далеко за полночь отряд чекистов подошёл к собору и несколько человек, поднявшись к Владыке, бодрствовавшему вместе с двумя священниками, увели Святителя. Внезапно с соборной колокольни ударили в набат, остановленный двумя выстрелами в героя, пытавшегося поднять народ.

Набат был услышан и к зданию милиции стали спешно подтягиваться люди, требуя освободить Владыку Андроника; однако с помощью силы возмущение людей было подавлено.

6 июня 1918 года состоялся допрос архиепископа. Святитель Андроник молча занял одно из кресел возле письменного стола и долго не отвечал ни на один вопрос. Затем снял панагию, завернул её в большой шёлковый лиловый платок, положил перед собой на письменный стол и, обращаясь к следователям, сказал: «Мы враги открытые, примирения между нами быть не может. Если бы я не был архипастырем и была необходимость решать вашу участь, то я, приняв грех на себя, приказал бы вас повесить немедленно. Больше нам разговаривать не о чем». Сказав это, он не спешно развернул платок, надел панагию, спокойно поправил её на груди и, весь погрузившись в молитву, не проронил более ни слова.

Палачи отвезли исповедника в лес по Сибирскому тракту в ночь на 7 июня и заставили вырыть себе могилу, грозя закопать его живым. Закончив работу, Владыка минуть десять помолился, поклонился на четыре стороны света, и лёг в своё последнее пристанище. Его тут же начали закапывать заживо, но священномученик не подавал признаков жизни. Несколькими выстрелами чекисты закончили свою «работу адову». Перед этим они сняли с Владыки архиерейский наперсный серебряный крест, на цепи от которого затем водили собаку.

В последние месяцы жизни Святителя многие потеряли надежду на духовное возрождение нашей обманом завоёванной Руси. «Стоном стонет наш народ, — говорил со слезами сам Владыка, — Но воскреснет погибающая в прахе и пепле Россия родимая», — пророчески не сомневался он.

Поместный Собор Российской Православной Церкви направил в Пермь особую комиссию «для расследования ареста архиепископа Андроника и последующих церковных событий. Она состояла из священномученика Черниговского архиепископа Василия (Богоявленского, память 14 августа), ректора местной Духовной Семинарии архимандрита Матфея и ещё члена Синода — мирянина. Советская власть дала ей возможность произвести следствие и выехать до Камского железнодорожного моста, где поезд был остановлен и члены комиссии убиты ворвавшимися в вагон красноармейцами. Произошло это 1 (14 н. ст.) августа 1918 года.

Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.