Феодор Ушаков и Феодор Санаксарский. Икона на холсте.

Может быть, не все знают, что среди русских святых есть два Фёдора Ушакова: праведный Феодор Санаксарский — родной дядя великого русского адмирала. Что интересно, дядю при крещении назвали Иваном, а Феодором он стал только в монашестве, — вот и получилось, что в одно и то же время, в конце XVIII века, Русскую землю освящали два угодника Божия с одним именем — Феодор Ушаков.

Достоверно известно, что дядя видел племянника только раз в жизни: когда отец привёз Федю-подростка из родной деревни в Петербург. Феодор-монах в то время подвизался в Александро–Невской Лавре. Как он попал в Лавру? Был Иван Ушаков гвардейским офицером, мог рассчитывать на блестящую карьеру, но жизнь мирская, а пуще того — столичная, офицерская, разгульная — вдруг стала ему противна. Как-то ночью он тайно ушёл из полка и направился в дальнюю северную обитель, чтобы со временем принять там монашество. Говоря формально, — дезертировал! Его сыскали, привезли в столицу на суд самой Елизавете Петровне. Казалось бы, ничего хорошего беглому офицеру ждать не приходилось. Но царица побеседовала с Иваном Ушаковым с глазу на глаз и вместо всех наказаний приказала постричь его в монахи, — но не на дальнем Севере, а тут же, в Петербурге, в Лавре. И вскоре монаха Феодора так полюбили питерские люди, что даже царь

Пётр III, не жаловавший Православие и презиравший иноческий чин, говорил о нём: «Вот этот — действительно монах!»

В ту пору и встретился маленький Федя Ушаков со своим дядей. Об этой встрече рассказывают такое. Отец Феди, придя с сыном в Лавру, стал расспрашивать об отце Феодоре, и услышал такое:

— Святой он! Святой!  Он в постоянном посту, молитвах и делах время проводит. Народ почувствовал, что сему монаху можно довериться, — и шли к нему, и просили помощи духовной… А так как лаврские монахи — люди учёные, то и начали вменять ему в обиду, что, миновав их, люди идут к простому старцу, и пошла от них зависть и ненависть. Они даже митрополиту жаловались, и тот запретил народу ходить к отцу Федору.

— Кем же ты будешь, когда вырастешь? — спросил Фёдор большой Фёдора маленького.

Тот прошептал: «Офицером морским!»

— Всякая служба Богу угодна, — ответил инок. — В миру будешь жить, мой отрок, а он бывает жесток и несправедлив. И моя судьба может послужить тебе уроком. Когда привели меня, беглого, к матушке-царице, она меня вопрошала: «Зачем ты из полку моего ушел?» — «Для удобства спасения моей души, ваше императорское величество!» — я ей ответил. Тогда она мне дивное слово сказала: «Не вменяю тебе побег в проступок, жалую тебя прежним чином, вступай в прежнее званье». — «В начатой жизни моей, ваше императорское величество, для Бога и души моей до конца пребыть желаю, а в прежней жизни и чина не желаю». Рекла императрица: «Где желаешь подвизаться?» Я и сказал тогда: «В Саровской пустыни». Она и ответила: «Пусть. Только останься, побудь в Александро-Невской Лавре у кружки». И был пострижен я и наречён в честь святого ярославского Фёдора. Хотел бы я, чтобы деяния того святого освятили и тебя, отрок, — осенил он крестным знамением Федю. — Чтобы на путях дальних твоих были свершения великие. Думай же всегда о ближних. А ещё кто о ближнем не радит, тот, наверное, и веру нашу отвергает. Люби человеков, с коими будешь, и ждёт тебя победа.

Так будущий святой адмирал получил благословение от своего святого дяди-монаха. Встречались ли они потом — неизвестно, но, скорее всего, адмирал Ушаков о дяде помнил и обо всём, что с ним происходило, знал. А с дядей чего только не происходило! Из Петербурга уехал он в дальний Саров, а вскоре затем — и в ещё более глухую Санаксарскую пустынь. Стал настоятелем пустыни, завёл в ней престрогий устав: белого хлеба иноки не ели даже на Пасху, много трудились, служили в храме по 10–12 часов, и непременно читали духовные книги. Слава о пустыни шла такая, что даже императрица Екатерина, которая закрыла половину русских обителей, Санаксарскую пустынь отметила и повелела ей называться монастырём.

Между тем приближались лихие времена — пугачёвщина. Отец Феодор почувствовал грядущую бурю задолго до её начала и попытался противостать ей. Начал он вразумлять местного воеводу: будь, мол, с народом помилосердней, не дери семь шкур, не веди себя как грабитель и палач — ведь, не дай Бог, аукнется!.. Воевода из таких наставлений сделал простой вывод: надо этого нудного монаха услать подальше, чтобы не путался под ногами! И санаксарского настоятеля отправили на Соловки, в монастырь, который в те годы больше напоминал тюрьму — и прежестокую! Лишь чудом остался жив отец Феодор: сколько раз тонул в ледяном море, сколько замерзал в снегах, сколько раз угорал от дыма в своей келье с полуразваленной печкой… Между тем пророчества его сбылись: по России прошёл Пугачёв — бич Божий, жестоко казня за прошлые обиды и правых и виноватых…

Девять лет прожил на Соловках отец Феодор, а потом его помиловали и вернули в Санаксар. Люди выходили к нему навстречу за много вёрст до обители с плачем, и руки старцу целовали, и в ноги падали… Не долго прожил после возвращения старец, но умер в покое, всеобщем уважении и любви и похоронен в родном монастыре.

Мог ли адмирал не знать всего этого? Конечно, знал… А дядя — молился ли он за племянника, которого видел всего раз в жизни? Несомненно, молился, — и при жизни, и за гробом. Это-то молитвенное притяжение и привело отставного адмирала на склоне жизни в Санаксарскую обитель… Местный иеромонах писал о нём архиепископу: «Оный адмирал Ушаков по прибытии своём из Санкт-Петербурга около восьми лет вёл жизнь уединённую в своей деревне Алексеевке, расстояние от монастыря через лес версты три, приезжал для богомоления в монастырь к служителям Божьим во всякое время, а в Великий пост живал в монастыре по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией выстаивал неукоснительно, слушая благоговейно. По временам жертвовал от усердия своего значительным благотворением, тем же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния в всепомощи. Сделал в обитель дорогие сосуды, важное Евангелие и дорогой парчи одежды на престол и на жертвенник. Препровождал остатки дней своих крайне воздержанно и окончил жизнь свою, как следует истинному христианину и верному сыну святой Церкви».