Лаврентий Князев, Балахнинский священномученик, епископ. Икона на холсте.

Икона священномученика Лаврентия Князева, Балахнинского - именная икона мужчин по имени Лаврентий. Дни памяти 6 ноября, 18 ноября.

Епи­скоп Лав­рен­тий (в ми­ру Ев­ге­ний Ива­но­вич Кня­зев) ро­дил­ся в 1877 го­ду в го­ро­де Ка­ши­ре. Про­ис­хо­дил из ду­хов­но­го зва­ния. Был един­ствен­ным сы­ном у ма­те­ри-вдо­вы. На­чаль­ное об­ра­зо­ва­ние по­лу­чил в Ве­нев­ском ду­хов­ном учи­ли­ще, сред­нее – в Туль­ской се­ми­на­рии. В 1902 го­ду окон­чил Санкт-Пе­тер­бург­скую Ду­хов­ную ака­де­мию со сте­пе­нью кан­ди­да­та бо­го­сло­вия. 28 ян­ва­ря 1902 го­да по­стри­жен в мо­на­ше­ство на Ва­ла­а­ме ар­хи­епи­ско­пом Сер­ги­ем (Стра­го­род­ским), а 5 фев­ра­ля ру­ко­по­ло­жен в иеро­мо­на­ха.
28 фев­ра­ля 1912 го­да на­зна­чен рек­то­ром Ли­тов­ской ду­хов­ной се­ми­на­рии и на­сто­я­те­лем Ви­лен­ско­го Свя­то-Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря, в то вре­мя, ко­гда там был ар­хи­епи­скоп Ти­хон, бу­ду­щий пат­ри­арх.
В 1917 го­ду мит­ро­по­лит Ти­хон пред­ста­вил его к хи­ро­то­нии, и в фев­ра­ле 1917 го­да ар­хи­манд­рит Лав­рен­тий был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Ба­лах­нин­ско­го, ви­ка­рия Ни­же­го­род­ской епар­хии.
Епи­скоп Лав­рен­тий был усерд­ным де­ла­те­лем мо­лит­вы Иису­со­вой, уче­ни­ком и ду­хов­ным дру­гом оп­тин­ских стар­цев.
Од­на­жды оп­тин­ский ста­рец Ана­то­лий Зер­ца­лов на во­про­сы од­ной жен­щи­ны, пра­виль­но ли вос­пи­ты­ва­ет ее вла­ды­ка и что ему пе­ре­дать, от­ве­тил, что со­вер­шен­но пра­виль­но, и три­жды зем­но ему по­кло­нил­ся. Это бы­ло неза­дол­го до му­че­ни­че­ской кон­чи­ны епи­ско­па.
В Ниж­нем Нов­го­ро­де епи­скоп Лав­рен­тий бла­го­сло­вил со­зда­ние Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го брат­ства по воз­рож­де­нию цер­ков­но-об­ще­ствен­ной жиз­ни, ор­га­ни­зо­ван­но­го А. Бул­га­ко­вым. То­гда же бы­ло ор­га­ни­зо­ва­но ре­ли­ги­оз­но-фило­соф­ское об­ще­ство, про­су­ще­ство­вав­шее до ян­ва­ря 1918 го­да.
Со­бра­ния про­хо­ди­ли по сре­дам в до­ме А. Бул­га­ко­ва. Епи­скоп Лав­рен­тий был непре­мен­ным их участ­ни­ком.
В Ниж­нем Нов­го­ро­де епи­скоп жил и слу­жил в Пе­чер­ском мо­на­сты­ре. Слу­жил ча­сто, лю­бил чи­тать ака­фи­сты пе­ред афон­ским об­ра­зом Ско­ро­по­слуш­ни­цы. За каж­дой служ­бой го­во­рил про­по­ве­ди и по­сле ли­тур­гии бла­го­слов­лял весь на­род.
Три по­след­ние свои про­по­ве­ди за­кан­чи­вал од­ни­ми и те­ми же сло­ва­ми: «Воз­люб­лен­ные бра­тья и сест­ры, мы пе­ре­жи­ва­ем со­всем осо­бое вре­мя – всем нам пред­сто­ит ис­по­вед­ни­че­ство, а неко­то­рым и му­че­ни­че­ство». В до­ме Бул­га­ко­вых го­во­рил, что ему пред­ска­за­на му­че­ни­че­ская кон­чи­на. Рас­ска­зы­ва­ли, что во вре­мя пре­бы­ва­ния в Виль­но, он от­дал в жен­ский мо­на­стырь свой кло­бук, чтобы его при­ве­ли в по­ря­док. Мо­на­хи­ня, за­ни­мав­ша­я­ся этим, все вы­чи­сти­ла, вы­гла­ди­ла на­мет­ку, на­де­ла ее на ка­ми­лав­ку и по­до­шла к зер­ка­лу взгля­нуть, пра­виль­но ли она си­дит. Под­ня­ла кло­бук над го­ло­вой, чтобы на­деть на се­бя, и вдруг упа­ла без чувств. Она уви­де­ла над кло­бу­ком ог­нен­ный ве­нец. Про­был вла­ды­ка в Ниж­нем Нов­го­ро­де один год и семь ме­ся­цев и все это вре­мя один управ­лял епар­хи­ей; пра­вя­щий ар­хи­ерей, ар­хи­епи­скоп Иоаким Ле­виц­кий, ле­том 1917 го­да уехал в Моск­ву для при­сут­ствия на По­мест­ном со­бо­ре и не вер­нул­ся. Из Моск­вы по­ехал в Крым, где у него бы­ла да­ча, и там был по­ве­шен бан­ди­та­ми.
3 ап­ре­ля 1918 го­да епи­скоп Лав­рен­тий пи­сал пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну: «...де­ла, де­ла, про­си­те­ли, по­се­ти­те­ли за­да­ви­ли, и глав­ное, что со дня хи­ро­то­нии всё один и один... А тут еще при­хо­дит­ся се­бе по­вто­рять по­сло­ви­цу: от су­мы да от тюрь­мы не от­ре­кай­ся... Но что де­лать? На­до уж вид­но нести та­кой крест, по­ка Гос­подь да­ет си­лы».
В за­бо­тах о епар­хи­аль­ных де­лах, в тре­во­гах за пас­ты­рей и паст­ву про­шли вся вес­на и ле­то 1918 го­да. 23 ав­гу­ста он пи­сал пат­ри­ар­ху: «...чув­ствую боль­шое утом­ле­ние и уста­лость от столь тя­же­ло­го, но ле­жа­ще­го на мо­их оди­но­ких пле­чах бре­ме­ни... Оста­ва­ясь один на епар­хии в та­кое труд­ное и ис­клю­чи­тель­ное вре­мя, каж­дый день и по­чти каж­дый час при­хо­дит­ся при­ни­мать ве­сти од­ну тре­вож­нее дру­гой, не раз же­лая и не ре­ша­ясь оста­вить Ниж­ний и при­е­хать в Моск­ву для при­сут­ствия на со­бо­ре, хо­тя для ме­ня это бы­ло бы очень важ­но и ин­те­рес­но, и по­учи­тель­но... Неко­то­рые из аре­сто­ван­ных свя­щен­ни­ков от­пу­ще­ны, дру­гие ещё в тюрь­ме. 28 июля я с боль­ши­ми труд­но­стя­ми мог до­быть се­бе про­пуск и по­се­тить их. По­пыт­ки по­лу­чить раз­ре­ше­ние на со­вер­ше­ние в тю­рем­ной церк­ви бо­го­слу­же­ния не увен­ча­лись успе­хом (ибо за­ве­ду­ю­щий – иудей)...»
В кон­це ав­гу­ста 1918 го­да че­ки­сты аре­сто­ва­ли вла­ды­ку Лав­рен­тия.
В тюрь­ме ему пред­ло­жи­ли за­нять от­дель­ную ка­ме­ру, но он пред­по­чел остать­ся в об­щей и первую ночь про­вел на го­лом по­лу. На сле­ду­ю­щий день его ду­хов­ная дочь Е.И. Шме­линг пе­ре­да­ла епи­ско­пу по­стель. Об этой по­сте­ли воз­ник­ло по­ве­рье, что то­го, кто по­ле­жит на ней, от­пу­стят до­мой. И это ис­пол­ня­лось. Мно­гие про­си­лись от­дох­нуть на его кой­ке.
По­ки­дал епи­скоп ка­ме­ру толь­ко то­гда, ко­гда его тре­бо­ва­ли к до­про­су или для вы­пол­не­ния при­ну­ди­тель­ных об­ще­ствен­ных ра­бот – чист­ки тю­рем­но­го дво­ра, ме­та­ния се­на, по­езд­ки с боч­ка­ми за во­дой.
В сво­бод­ное вре­мя, на­хо­дясь в ка­ме­ре, епи­скоп непре­стан­но мо­лил­ся, не об­ра­щая вни­ма­ния на сы­пав­ши­е­ся в пер­вое вре­мя за­ме­ча­ния и на­смеш­ки со­ка­мер­ни­ков, мо­лил­ся с та­ким усер­ди­ем, что на­смеш­ки ско­ро пре­кра­ти­лись, и на­хо­див­ши­е­ся здесь, уми­лив­шись мо­лит­вен­но­му по­дви­гу ар­хи­пас­ты­ря, неволь­но са­ми ста­ли под­ра­жать его при­ме­ру.
Нема­лым уте­ше­ни­ем для епи­ско­па по­слу­жи­ло по­лу­чен­ное им от вла­стей раз­ре­ше­ние свя­щен­но­дей­ство­вать в тю­рем­ном хра­ме, и он не про­пус­кал ни од­но­го празд­ни­ка и вос­крес­но­го дня, чтобы не при­не­сти Гос­по­ду бес­кров­ную жерт­ву о се­бе и о лю­дях.
Ду­хов­ные де­ти вла­ды­ки пе­ре­да­ва­ли ему через ке­лей­ни­ка ар­хи­ерей­ское об­ла­че­ние и про­дук­ты. Вла­ды­ка вы­сы­лал за­пис­ку, пу­стую по­су­ду, бе­лье. Од­на­жды вы­слал из­но­шен­ные чет­ки с прось­бой за­ме­нить на но­вые. Они бы­ли пе­ре­да­ны иеро­мо­на­ху Вар­на­ве (Бе­ля­е­ву), впо­след­ствии епи­ско­пу Ва­силь­сур­ско­му ко­то­рый, взяв их, ска­зал: «Тру­до­вые чет­ки».
Го­во­рят, что епи­скоп два­жды по­сы­лал сво­е­го ке­лей­ни­ка к про­то­и­е­рею го­ро­да Ба­ла­х­ны, про­ся, чтобы при­хо­жане об­ра­ти­лись к вла­стям с прось­бой о его осво­бож­де­нии как Ба­лах­нин­ско­го епи­ско­па. Жи­те­ли го­ро­да со­бра­ли око­ло шест­на­дца­ти ты­сяч руб­лей, ко­то­рые на­ме­ре­ва­лись вне­сти как за­лог, и со­би­ра­ли под­пи­си под про­ше­ни­ем об осво­бож­де­нии ар­хи­ерея. Под та­ким же про­ше­ни­ем со­би­ра­лись под­пи­си и в хра­мах Ниж­не­го Нов­го­ро­да.
Вла­сти, од­на­ко, не со­би­ра­лись осво­бож­дать свя­ти­те­ля. На Воз­дви­же­ние, 14/27 сен­тяб­ря, ко­гда он слу­жил в тю­рем­ной церк­ви, ту­да при­шли пред­ста­ви­те­ли со­вет­ской вла­сти, чтобы по­смот­реть на него.
И та­ков был ду­хов­ный об­лик свя­ти­те­ля, так яр­ко го­рел свет его ве­ры, что они еди­но­душ­но ре­ши­ли убить его во из­бе­жа­ние ду­хов­но­го подъ­ема сре­ди на­се­ле­ния го­ро­да. Но необ­хо­дим был пред­лог.
В 1918 го­ду го­су­дар­ство по­ста­но­ви­ло отобрать у Церк­ви зем­ли и цер­ков­ное иму­ще­ство. По­мест­ный со­бор еди­но­душ­но это от­верг; ото­бра­ние у Церк­ви хра­мов и цер­ков­но­го иму­ще­ства бы­ло ни­чем иным, как от­кры­тым го­не­ни­ем на Цер­ковь.
7 июня 1918 го­да со­сто­ял­ся съезд ду­хо­вен­ства Ни­же­го­род­ской епар­хии. Съезд при­нял по­ста­нов­ле­ние про­те­сто­вать про­тив ото­бра­ния хра­мов, мо­на­сты­рей и цер­ков­но­го иму­ще­ства. Бы­ло со­став­ле­но со­от­вет­ству­ю­щее воз­зва­ние к пастве, ко­то­рое под­пи­са­ли епи­скоп Лав­рен­тий как пред­се­да­тель съез­да, на­сто­я­тель со­бо­ра про­то­и­е­рей Алек­сий Пор­фи­рьев как сек­ре­тарь со­бра­ния и быв­ший гу­берн­ский пред­во­ди­тель Ни­же­го­род­ско­го дво­рян­ства Алек­сий Бо­ри­со­вич Нейдгардт.
В воз­зва­нии бы­ли при­ве­де­ны сло­ва апо­сто­ла «об­ле­ци­тесь во все­ору­жие Бо­жие». Вла­стя­ми они бы­ли ис­тол­ко­ва­ны как при­зыв к во­ору­жен­но­му вос­ста­нию.
Ко­гда об­ви­не­ние бы­ло най­де­но, вла­сти аре­сто­ва­ли про­то­и­е­рея Алек­сия Пор­фи­рье­ва.

Отец Алек­сий ро­дил­ся в мно­го­дет­ной се­мье кре­стья­ни­на Сим­бир­ской гу­бер­нии и из­брал свя­щен­ство по вле­че­нию серд­ца. Был боль­шим мо­лит­вен­ни­ком. Из всех икон Бо­жи­ей Ма­те­ри бо­лее всех по­чи­тал об­раз «Всех скор­бя­щих ра­до­сти».
По­сле аре­ста о. Алек­сия не вы­зва­ли ни на один до­прос, и у него сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что его осво­бо­дят. В день пе­ре­во­да в тюрь­му ЧК, на­ка­нуне празд­но­ва­ния ико­ны «Всех скор­бя­щих ра­до­сти», у него бы­ло осо­бен­ное на­стро­е­ние, и, про­ща­ясь со все­ми в ка­ме­ре, он го­во­рил, что уве­рен – идет на во­лю.
К го­дов­щине уста­нов­ле­ния но­во­го по­ряд­ка по всей стране про­ка­тил­ся крас­ный тер­рор, ты­ся­ча­ми бы­ли му­чи­мы ми­ряне, свя­щен­ни­ки и епи­ско­пы.
Ве­че­ром 23 ок­тяб­ря/5 но­яб­ря епи­ско­па Лав­рен­тия пе­ре­ве­ли на Во­ро­бьев­ку, в тюрь­му ЧК. Ве­ли его через весь го­род в со­про­вож­де­нии од­но­го во­ору­жен­но­го сол­да­та. По до­ро­ге лю­ди под­хо­ди­ли за бла­го­сло­ве­ни­ем, а сле­до­вав­шие сза­ди ви­де­ли, как он вы­ни­мал из кар­ма­на пла­ток, по-ви­ди­мо­му, пла­кал. Про­хо­дя ми­мо по­дво­рья Пиц­ко­го мо­на­сты­ря, епи­скоп оста­но­вил­ся. Там празд­но­вал­ся пре­столь­ный празд­ник ико­ны «Всех скор­бя­щих ра­до­сти» и шла все­нощ­ная. Узнав, что здесь епи­скоп, мо­ля­щи­е­ся вы­хо­ди­ли и по­лу­ча­ли от него по­след­нее бла­го­сло­ве­ние.
24 ок­тяб­ря/6 но­яб­ря епи­ско­пу Лав­рен­тию и про­то­и­рею Алек­сию бы­ло ска­за­но, что их рас­стре­ля­ют, и пред­ло­же­но по­ми­ло­ва­ние, ес­ли они от­ка­жут­ся от са­на.
Нече­го и го­во­рить, что та­кой от­каз был немыс­лим, па­ла­чи и са­ми не ве­ри­ли в него и по­то­му, не до­жи­да­ясь от­ве­та, при­ня­лись из­би­вать свя­щен­но­му­че­ни­ков, а за­тем объ­яви­ли окон­ча­тель­ный при­го­вор – рас­стрел.
У вла­ды­ки Лав­рен­тия бы­ли с со­бой Свя­тые Да­ры. Он при­ча­стил­ся сам и при­ча­стил о. Алек­сия. Епи­скоп был спо­ко­ен и ра­до­стен. Отец Алек­сий пла­кал.
– По­че­му вы пла­че­те? Нам на­до ра­до­вать­ся, – ска­зал епи­скоп.
– Я пла­чу о мо­ей се­мье, – от­ве­тил о. Алек­сий.
– А я го­тов, – ска­зал епи­скоп.
Вско­ре к ним при­со­еди­ни­ли Алек­сия Нейдгард­та и по­ве­ли в сад, где уже бы­ла вы­ры­та мо­ги­ла, у края ко­то­рой их всех по­ста­ви­ли.
Епи­скоп сто­ял с воз­де­ты­ми ру­ка­ми и пла­мен­но мо­лил­ся, о. Алек­сий – с ру­ка­ми, сло­жен­ны­ми на гру­ди, опу­щен­ной го­ло­вой и мо­лит­вой мы­та­ря на устах: «Бо­же, ми­ло­стив бу­ди мне греш­но­му».
Рус­ские сол­да­ты от­ка­за­лись стре­лять, по­то­му что услы­ша­ли в этот мо­мент пе­ние Хе­ру­вим­ской. По­зва­ли ла­ты­шей, и они при­ве­ли при­го­вор в ис­пол­не­ние. Это бы­ло око­ло один­на­дца­ти ча­сов ве­че­ра.
Сле­до­ва­тель-ла­тыш, вед­ший де­ло епи­ско­па Лав­рен­тия, в ту же ночь при­шел к Ю.И. и Е.И. Шме­линг, при­нес вла­ды­ки­ны ве­щи и ска­зал, что у епи­ско­па не бы­ло ни­ка­ко­го со­ста­ва пре­ступ­ле­ния, и сам вско­ре уехал на ро­ди­ну в Лат­вию.
Через несколь­ко дней Ели­за­ве­та Шме­линг, идя утром к ран­ней обедне и про­хо­дя ми­мо зда­ния ЧК, уви­де­ла, как из во­рот вы­еха­ла те­ле­га, на ко­то­рой ле­жа­ли два те­ла.
– Кто это? – спро­си­ла она воз­чи­ка.
– Это те­ла епи­ско­па и свя­щен­ни­ка.
– Ку­да вы их ве­зе­те?
– На Мо­чаль­ный ост­ров, от­ту­да ве­ле­но сбро­сить их в Вол­гу.