Прокопий Устюжский Праведный. Икона на холсте.

Первым настоящим юродивым на Руси принято считать Христа ради юродивого святого Прокопия Устюжского.

Настоящее имя его навсегда утеряно в веках и вряд ли удастся установить его, по крайней мере до тех пор, пока мы не научимся путешествовать во времени, поскольку первое житие Прокопия было написано в XVI веке. В житии этом немало несоответствий: годом кончины Прокопия называется 1302 год, а описываемые события происходят то в XII, то в XV столетии. Впрочем, житие тем и отличается от обычного жизнеописания, что в нем каких только чудес не происходит.

Согласно житию Прокопий был богатым купцом, по происхождению – немцем католического вероисповедания, «от западных стран, от латинска языка, от немецкой земли». Немцами же в те времена часто называли практически всех иностранцев, независимо от национальности. В молодости он жил и торговал не в Устюге, а в Новгороде, где со времен легендарного Садко селились богатые гости – иноземные купцы.

В Новгороде он пленился «церковным украшением»: красотой величественных храмов, звонами, торжественностью икон и православным богослужением. Очарованный этой величественной красотой, он принимает православие. Как и положено в таких случаях будущему святому, раздает все свое имущество бедным, в обители преподобного Варлаама Хутынского принимает крещение и становится иноком.

Вскоре Прокопий «приемлет юродственное Христа ради житие и в буйство преложися». То есть принимает на себя подвиг юродства Христа ради, притворившись безумным.

Подвиг юродства – тяжелейший из принимаемых на себя трудов во имя Господа, без благодатной помощи свыше этот подвиг вынести было невозможно. Это подвижничество требовало не только силы духа, но и незаурядных физических свойств человека, крепости не только духовной, но и телесной, поскольку юродивые проводили большинство времени на улице, ходили полунагие в любые, самые жуткие морозы.

Поскольку Прокопий на Руси был первым юродивым, новгородцы не знали о том, что это он «понарошку» чудит, и посчитали его действительно сумасшедшим. А поскольку впал неосмотрительный Прокопий не просто в блажь, а в «буйство преложися», то новгородцы, по их разумению, для его же блага несколько раз «успокаивали» не в меру буйного юродивого, задавая ему трепку.

Где же было явиться первому в России юродивому, как не в Новгороде? Город этот стал с тех пор родиной русского юродства. Все известные русские юродивые XIV и начала XV века или жили в Новгороде, или были выходцами из этого города.

Здесь «буйствовали» в XIV веке юродивые Николай (Кочанов) и Федор, неистовыми драками между собой вразумляя горожан, издеваясь над новгородской «демократией», при которой решения принимались в кулачных боях, стенка на стенку, на мосту через Волхов. Чья взяла – того и правда. Указывая на нелепость этого обычая, жившие на разных берегах Волхова юродивые – Никола на Софийской стороне, Федор на Торговой, – постоянно бранились через реку. Когда один из них пытался перейти Волхов по мосту, другой гнал его назад, крича:

– Не ходи на мою сторону, живи на своей!

Во время этих представлений юродивые порой так увлекались, что, награждая друг дружку тумаками, носились якобы по воде, как посуху. Но юродивые Никола и Федор жили много позже крещеного немчина Прокопия, которого жители не привечали и, вместо того чтобы прислушаться к вразумлениям юродивого, сами старались его «образумить».

Отлежавшись после очередного «вразумления» скорых на руку новгородцев, Прокопий отпросился у Варлаама в «восточные страны» и покинул не понявший его Новгород. Однако путь его лежал в «великий и славный» Устюг, выбранный все за те же «церковные украшения».

Вы были в Великом Устюге?! Если не были, зря: насмотревшись на красоты северного древнерусского зодчества легко понять изменившего католической вере немца, ставшего зваться Прокопием.

Идет он с тощей котомкой за плечами, едва прикрытый худой одежонкой, в руках – три посоха сразу. А что тут возразишь-скажешь – юродивый, имеет право. Идет он по тому, что называется у нас дорогами: по непролазной грязи, болотам, продирается сквозь лесные чащобы, отбивается посохами от зверей лютых. За вид свой дикий и поведение «непотребное» от людей православных терпит обиды многие, «досаду и укорение и биение и пхание». У нас, как известно, в ухо дать – не копеечку подать, всегда пожалуйста. А Прокопий терпит, не жалуется: взвалил на плечи тяжкий крест юродства – неси молча.

Идет упрямый немец, крещенный в православие, вместо копеечки оплеухами одариваемый, вместо ночлега теплого на паперти спящий, в лесу, как зверь дикий, в палую листву зарывшись, а то и вовсе на голой земле. От богатых милостыню не принимает, поскольку денег, неправдой нажитых, касаться не желает, а бедным и подать ему нечего, если только хлебца корочку. Да и то черствую. А ему и того достаточно.

Шел Прокопий Устюжский от лета до зимы. Однажды в пути застала его стужа лютая, от мороза птицы на лету замерзали, на землю падали. Просился Прокопий на ночлег, стучал во все избы, никто даже в окошко не выглянул. Хотел юродивый к овцам в овин забраться, хотя бы около них погреться, мужики его чуть не прибили, едва ноги унес. За околицей увидел в яме стаю собак бездомных, друг к дружке прижавшихся, от мороза скулящих, хотел к ним пристроиться, с ними теплом поделиться, от них самому согреться. Но даже собаки его не приняли, пасти оскалили, зарычали, выскочили из ямы, последнюю одежонку на юродивом порвали, едва он от них посохами своими отбился.

Побрел далее, а в чистом поле ветер во все прорехи забирается. Совсем окоченел Прокопий, увидал стожок сена, думал в него зарыться, да куда там, заледенело сено так, что пучок не оторвешь. Сел отчаявшийся юродивый возле стожка, слеза, морозом выжатая, на щеке замерзла, снегом его заметает, одно осталось – пропадай-знай.

Смирился юродивый, глаза закрыл, в беспамятство впал, сам себе шепотом отходную читает. И в тот самый момент, когда холод ледяной иглой до самого сердца достал, повеяло вдруг откуда-то неземным теплом, раздался над головой замерзающего тихий шорох. Думал он, это поземка шуршит, заметая его снегом, открыл глаза и видит, что это светлый ангел белые крылья распростер, наклонился над Прокопием. Коснулся ангел его лица перстами горячими, согрелся и восстал распрощавшийся с бренной жизнью юродивый. Прокопий об этом чуде поведал только пригревшему его Симеону, клирику соборного храма в Устюге, да и с того клятву взял никому о том чуде не рассказывать до самой кончины Прокопия.

– А почем ты знаешь, что я раньше тебя не откинусь? – спросил клирик.

– Не знал бы, не рассказывал, – ответил юродивый. – Я теперь много чего наперед знаю.

И действительно, в награду за подвижнический подвиг юродства был дан ему свыше дар провидения, неотъемлемый от юродства.

Принятый в Устюге весьма негостеприимно, он с трудом перебивался скудным подаянием, в холода лютые спал на навозной куче, часто ночевал на каменных плитах паперти соборной церкви. Однажды в особенно сильный мороз он пришел просить приюта все у того же Симеона. Двери ему открыла трехлетняя дочь клирика. Увидев ее, обычно суровый на вид Прокопий просиял, вошел в дом и предстал перед Симеоном «светлым видением и сладким смехом». Он обнял и поцеловал хозяина, приветствуя его словами:

– Брате Симеоне, отселе веселися и не унывай!

– Отчего бы мне в непрестанном веселии пребывать? – удивился клирик.

Вместо ответа Прокопий взял за руку его трехлетнюю дочь, вывел на середину комнаты и низко поклонился ей, сказав родителям:

– Вот мать великого святого!

Действительно, дочь клирика Симеона стала впоследствии матерью святителя Стефания Пермского.
Клирик почему-то сразу поверил Прокопию, принимал его в доме, оказывал ему уважение. Но другие устюжане никак не воспринимали всерьез нелепую фигуру юродивого, их раздражали его бесконечные попытки наставлять их.

Напрасно в 1290 году целую неделю блаженный неустанно ходил по городу и до хрипоты в голосе призывал жителей каяться и молиться, возвещая Божий гнев на град Устюг: «За беззаконные неподобные дела зле погибнут огнем и водою».Никто из беспечных горожан не слушал юродивого, он в одиночестве денно и нощно молился о спасении города от участи погрязших в грехе Содома и Гоморры. Горожане не только не слушали его, но хотели даже изгнать надоевшего слезными молитвами Прокопия из храма. Но когда над городом распростерлась чудовищная черная туча, день превратился в ночь, затряслась земля под ногами, засверкали молнии, стали рушиться дома, все в ужасе бросились в храм, упали на колени перед иконой Благовещения Богородицы. Молитвы горожан и заступничество блаженного Прокопия избавили град Великий Устюг «от… огня, и напрасныя смерти». И случилось чудо: на иконе выступило миро знамением о спасении города. Храм наполнился благоуханием, миро наполнило все церковные сосуды. Помазавшиеся им страждущие исцелялись. А над городом вновь просияло солнце, туча повернула в сторону и в двадцати верстах от Устюга, в урочище Котовальском, разразился невиданный каменный град, повалив весь лес, разбив в щепки вековые деревья. Последствия этой катастрофы были видны столетия спустя.

Это событие увековечено в установленном в память о чудесном избавлении города от гибели праздновании иконы Устюжской Божией Матери.

Сам же Прокопий отныне стал почитаем, к нему прислушивались, дарили благосклонностью и любовью. Ловили каждое его слово, воспринимая как наставление и предупреждение. Но жил юродивый все так же скромно, не признавая никаких благ.

Было у него излюбленное место – на высоком берегу реки Сухоны, недалеко от собора. Юродивый любил смотреть с обрывистого берега вдаль и всегда молился Господу, чтобы тот уберег людей, переплывающих широкую неспокойную реку. Все в городе знали, что, пока сидит Прокопий над обрывом, можно смело идти в воду и плыть на другой берег: даже если плаваешь как топор, неведомая сила поддержит тебя на воде, поможет одолеть реку. На этом полюбившемся ему месте юродивый просил похоронить себя, когда придет его час предстать перед Господом.

Однажды летом, молясь по привычке ночью, почувствовал Прокопий знакомое прикосновение к щеке. Поднял глаза – стоит перед ним белый ангел и говорит:

– Готовься, Прокопий, кончается твой подвиг земной, 8 июля Господь тебя к Себе возьмет.

Сказал и исчез. Прокопий на следующий день рассказал всем о чудесном явлении и с нетерпением стал ожидать назначенный день.

Ночь на 8 июля была теплой, Прокопий вышел за стены городские, встал на колени и помолился в последний раз, лег на бок, свернулся калачиком и тихо скончался.

Под утро случилось невиданное – на улице было тепло, даже жарко, а землю снегом покрыло. И еще одно небывалое событие произошло – Прокопий за много лет впервые на службу в храм не явился. Стали его искать, но так и не нашли, отыскали только через три дня. Лежал Прокопий под снежным сугробом, так и не растаявшим, хотя снег повсюду уже сошел и жара на улице стояла. Укрывал сугроб юродивого, словно белым саваном. Подивились люди, похоронили Прокопия над рекой, на том самом месте, где он так любил сидеть. По его же просьбе на могилу положили простой камень.

Через 150 лет после его кончины в Нижнем Новгороде случилась страшная по тем временам беда: чума на город напала, тысячи жизней забирала беспощадно. Люди в ужасе хотели из города бежать, да вокруг заставы выставили, чтобы эпидемия из города не вышла. Отчаялись люди, покорно к смерти готовились. Но стал в это время горожанам являться в снах Прокопий, обещая, что, если построят, всем миром в городе Великий Устюг церковь в память Христа ради юродивого Прокопия, отступит болезнь от Новгорода. Люди стали собирать деньги на храм. И свершилось чудо великое – отступила чума, и все, кто дал деньги на храм или обещал помогать его строить, остались живы.

На собранные новгородцами деньги действительно построили в Великом Устюге храм, но только почему-то не в память Христа ради юродивого Прокопия, а во имя святых Бориса и Глеба. 1 августа 1490 года эта церковь сгорела среди бела дня в тихую погоду от удара молнии. Устюжане сразу поняли, что Господь наказал их за ослушание и нарушение обета. Убоявшись, что будут наказаны эпидемией, устюжане в 1495 году выстроили деревянную церковь во имя праведного Прокопия.

С тех самых пор стали совершаться многие исцеления и другие чудеса у гроба юродивого. Замечены были и явления его.

День памяти Прокопия Устюжского установлен православной церковью 8 июля.